Взято из ЖЖ-журнала "Дети рисуют семью"
http://m-d-n.livejournal.com/20790.html

Бермант-Полякова Ольга Викторовна. «Дети рисуют семью. Как стать психологом для своего ребёнка и всей семьи».

Отрывки из книги доктора Бермант-Поляковой «Дети рисуют семью».

Из главы 1.
Глупого человека в сказках высмеивают, а порой и бьют. Ой! Неужели я так прямо и сказала? Простите, я хотела обратить внимание читателей на то, что «интеллектуальные ресурсы индивида без хорошо развитой способности адекватно оценивать реальность часто являются причиной эмоционального отвержения, истоки которого кроются в недостаточной адаптации личности». Я сказала то же самое, только умными словами.  А теперь ответьте, положа руку на сердце, какое из двух выражений задержалось в голове, а какое не оставило и следа?
Раньше слова соединялись в многослойные, полные разных смыслов, ёмкие речения. Возьмите, к примеру, наставление «От дурака хоть полу отрежь, да уйди», «Лучше с умным потерять, чем с дураком найти». Дураков не бросали на произвол судьбы, их «учили», объясняли, что дурак сделал неправильно. Представьте себе, говорили правду в лицо «Дурачина ты, простофиля». Сейчас покривили бы душой: «Вы ведёте себя как социально некомпетентная личность». Заимствованные слова, которые ещё называют интернациональными, поднимают такой гвалт, что слушателю трудно различить, где правда, где кривда, а где ложь. Попробуйте сказать кому-нибудь "твоё выражение вербальной агрессии в конечном итоге малоэффективно", с вами тут же начнут пустой спор, его ещё называют выяснением отношений. Разве в этом предназначение психологии, плодить пустые споры? Скажите лучше "Ты зря бранишься" - ведь брань это не только ругательство, но и сражение, знаете выражение «на поле брани»? Скажите, мол, напрасно ты развоевался или искренне постарайтесь узнать, на кого имярек рассерчал, и увидите, как улягутся страсти и вы помиритесь.
Расскажу вам одну историю. На консультацию "Дети рисуют семью" принесли рисунок мальчика  - были нарисованы все члены семьи в один ряд, над головами водружено  большое красное сердце, а сверху что-то вроде небольшого чёрного солнышка. Когда я спросила маму маленького художника, что это, она ответила: "Это его фирменный смайлик". Я честно призналась, что ничего не поняла.
- Как сказать "фирменный" другими словами?
- Хорошо всем знакомый, легко узнаваемый, - ответила мама.
- А смайлик? - упорствовала я. – Улыбка, smile?
- Нет, смайлик  - это не улыбка, это ухмылка такая, - сказала мать.
- Значит, ребёнок нарисовал семью, над ней большое красное сердце, а за ним - чёрную всем знакомую ухмылку?
Мамины глаза распахнулись. Она знала ответ на заданный вопрос и знала правду о самочувствии мальчика в семье -  лучше всякого психолога. «Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит».
Дети, они ведь кривду не рисуют. Нелепицы могут нарисовать, а кривду – не умеют. В подростковом возрасте дети совсем перестают получать удовольствие от рисования «для себя», критикуют рисунки, говорят, что они у них не получаются. Взрослые в 99 случаях из 100 рисовать свою семью отказываются! Повзрослев, мы охотно упражняемся в словесной кривде и жаждем правды и искренности в отношениях. Так устроен этот мир.
Наука психология создала язык, который малопонятен обычным людям. Причём «психологический как иностранный» создаёт языковые барьеры не только между психологами и не-психологами, но и между самими психологами: разные теории для объяснения одного и того же используют разные понятия!
В психологической работе лучше избегать заимствованных из английского слов, содержание которых малоконкретно. Говорить наукообразными понятиями я умею, полистайте книгу «Посттравма: диагностика и терапия», адресованную психологам, психотерапевтам, социальным работникам, педагогам и врачам, она написана в  общепринятом духе и полна рассуждений про интеллектуальные и эмоциональные компоненты личности. Одни и те же мысли можно изложить и интернациональными словами, и выражениями родной речи, только в первом случае мысль окажется очищенной от множества уходящих вглубь веков смыслов, пустой. Хотите примеры? Пожалуйста. Слово, слава, слыть и слух – в русском языке существительные одного корня. Сравните «прославить» и «ославить» с прививаемыми сейчас понятиями «бренд» и «ребрендинг», сумеете ли вы понять английские слова так, как русские? «Некорректный поступок» и «неблагородный поступок», «выражение вербальной агрессии» и «брань» - как значительны слова родной речи! Язык повседневного, житейского общения прочно связывает человека с разумом и здравым смыслом, и, шире – с первопричинами того, что творится в мире.

Из главы 3:

«Младшие» - часть домашнего жизнеустройства, где хорошо знают, как выглядит сын, который «вошёл в силу» и отец, который «одряхлел», когда «созрела» и потом «обабилась» дочь. Человека, который вырос без Дома и совсем не знает мир старших, легко угадать. Задайте ему вопрос, с какого момента к человеку нужно обращаться уважительно к его летам и заслугам - по имени-отчеству?
Люди, которые испытывают неловкость, когда к ним обращаются по имени-отчеству, следуют в одежде подростковой моде и тратят непомерные деньги на кремы от морщин, полвека назад были редкостью. Мужчина, не расставшийся с детством, слыл чудаком, молодящаяся старуха воспринималась как комический персонаж. Увы, хроническая юность стала сейчас образом жизни. Лидия Гинзбург писала в книге «Человек за письменным столом»: «Если нет продвижения по установленной социальной колее, если с бредовой лёгкостью человека отбрасывают к давно уже бывшему, то человек этот инфантилен. Десять лет тому назад у него было столько же детей, сколько сейчас, - один, столько же комнат, сколько сейчас, - скажем, две; денег ему не хватало примерно столько же, сколько не хватает сейчас... Если не возрастает с годами ни ответственность, ни независимость, ни монументальность быта, то нет, собственно, никаких оснований из юного становиться зрелым. И человека тогда числят в молодых – годами, десятилетиями. Числят, пока это становится физиологически невозможным... и он переходит в разряд немолодых» (с.191).
Сегодня многим кажется, что критерием зрелости служит одна только «монументальность быта». «Муж сестры относится ко мне свысока, разговаривает как с маленькой. Это так бесит! Я с восемнадцати лет живу одна, сама себя содержу, плачу за свою учёбу, не беру у родителей ни копейки», - делилась со мной молодая женщина. «Дерево узнают по плодам», - отшучивался зять. Того, кто не растит детей, не «тянет» семью, не считают зрелым человеком, ведь «добрый мужик без хомута не ходит».
Четыре пятых населения России до Октябрьского переворота 1917 года составляли сельские жители – крестьяне. Они обращались к родителям на Вы и называли по имени-отчеству каждого, кто был отцом или матерью семейства. Женитьба и рождение детей были точкой перехода из мира детей в мир взрослых, семейный человек считался достойным уважительного отношения общества. Отделять или не отделять женатого сына, чтобы зажил своим домом, или после смерти отца братьям делиться на несколько дворов, решалось внутри семьи, обращение по имени-отчеству приобреталось не экономической самостоятельностью, а взятой на себя ответственностью за благополучие домочадцев – отцовством.
В дворянской культуре по имени-отчеству к барину обращались с рождения. Дворовые обычно не имели семьи и своего дома, и дворню, людей, живших в прислугах в барском доме, порой до седин звали как малолетних: Прошка, Палашка или только по отчеству: Петрович, Финогеич. А сколько Вам лет и как к Вам обращаются коллеги по работе?
Жениться раньше означало не «проставить штамп в паспорте», а «ввести жену в дом», выйти замуж значило «войти в родню».  Какую жену Вы ввели в родительский дом, читатель? В какую родню вошли, читательница? Ответить на эти вопросы просто, если вы знаете родительский дом и родню. Давайте считать вместе, какие семейные картины видели, сравнивали и примечали обычные люди три поколения назад. Они были вхожи в родительский дом, родительский дом маминой матушки, родительский дом маминого батюшки, родительский дом папиной матушки, родительский дом папиного батюшки, - и в каждом царили свои порядки. Если братья и сёстры роднились, знались, то кроме родительского уклада дети видели, как устроили свою жизнь тётки и дядья, а если были крещены – как живут крёстные. «Хозяин смекает, а гость примечает», - каждый ребёнок знал пять-десять домов, каждый со своими устоями и укладом, имел возможность сравнить, как люди живут, примерить на себя их жизнь. А кумушки да родственнички «судили да рядили» – то есть смотрели на детей и решали, в какой ряд их отнести, «в чью» родню они удались.
Психологи называют социум «пространством идентификаций», внутри которого формируются идеалы человека, складывается его жизненный опыт хозяйствования и налаживания отношений с людьми. Дети, чьё «пространство идентификаций» ограничено родительским домом и домом своего лучшего друга или подруги, усваивают одномерную модель жизнеустройства: можно жить так, а можно иначе. Психологи, усвоившие книжное знание, тоже плоски: их мировосприятие ограничено одной теорией. Судить ли о людях с позиции эдипова комплекса, гештальта, транзактного анализа, нейро-лингвистического программирования или психопатологии, - теории разные, а правда одна – мерку снимают «на один аршин».
Когда «пространство идентификаций» вмещает в себя несколько поколений родни, привычной становится многомерная модель «всяк по-своему живёт». Неохватный «мир»   людей и отношений между ними одной меркой, одной психологической теорией, не смеряешь. Весь «мир», всё общество, вся родня - «каждый на свой аршин меряет». Даже внутри семейства, в своём доме к одним и тем же явлениям прикладывают «два аршина». «Ворота на двух вереях, а дом на двух головах стоит». Словом «верея» раньше называли столб. Поговорку «дом на двух головах стоит» применительно к сегодняшей жизни впору переделывать в «дом двумя головами разламывают». Впрочем, это отдельная тема, о которой я ещё буду говорить.
Если для ответа на вопрос, какую жену Вы ввели в свой дом, или в какую родню Вы вошли, у Вас не нашлось десятка слов, то, скорее всего, Вы судите о людях просто, по мерке «живут как мы – живут не как мы». Простота облегчает жизнь ведомым людям, она помогает в однообразной жизни, где дни похожи друг на друга. Нагрянувшие перемены требуют прилаживаться к жизни заново, тут и даёт о себе знать нехватка глубины, умения вникнуть. Сравнить образцы для подражания, предвидеть развитие событий, решиться на новое дело –  всё это требует не столько теоретико-психологических знаний, сколько знакомства с многомерным пространством идентификаций и умения смекнуть, что к чему.

С уважением,
доктор Бермант-Полякова